Когда-то на неприступных холмах жгли костры, ветер разносил славу о этом празднике вперемешку с мягким пеплом по всей округе, и гнулось тело, и вилась песня, даже соколы кричали неспокойно, восторженно, не в силах достигнуть звенящей вышины, которую щекотало пламя. А вечером под блеск звёзд в глазах тихо мерцали нерассказанные истории. С горы сбегал табун лошадей.
Тьрь-тири-ю проснулась, заслышав отдаленные перезвоны и тихие шаги крадущегося в темноте утра. Ей не привыкать к странным снам. Они не были ни на грамм страннее чем вся ее жизнь. Во снах она видела что-то далёкое и близкое, очевидное и недоступное для понимания, родное и чужое, но никогда не видела того, чего не бывало или не могло быть. Тьрь-тири-ю к снам серьезно не относилась. Она, если быть честными до конца, вообще не относилась к чему-либо серьезно, какая серьезность может быть у молодого лесного духа? Никакой, именно. Вот молчаливым деревьям нужно быть серьезными, нужно приструнять ветер, нужно стремиться ввысь, всегда быть несгибаемо мощными и сильными, защищать всех своей спокойной, уверенной силой. А что ей? Маленькому легкомысленному порождению невесомости. Тысячной доле лесного сознания, его игривому проявлению, его предрассветной шутке. Маленький дух встала на свои шестнадцать ножек и сбежала вниз с горба, на котором спала под высокой сосной в кубле из иголок и прошлогодней листвы. Со всех сторон ей звенела роса.
Тьрь-тири-ю проснулась до рассвета, но лес сам по себе не спал никогда. В любой темноте, в любом ущелье и пропасти, в любую грозу кто-то был начеку, чье-то ухо стояло востро. Заметив духа в нору тихо бормоча поспешила семья грибов. Она принюхалась, причувствовалась к воздуху своим нематериальным телом, пытаясь спрогнозировать, где ее ждут пресловутые неприятности и даже согнула переднюю ножку от сосредоточенности и представляла собой очень трогательное и забавное зрелище, как показалось глазам водяной пары, которая валила из ручейка неподалеку. Трррррррь. Тьрь-тири-ю побежала в восточном направлении, перескакивая с одной кочки на другую. Остановилась на пригорке и осмотрелась по сторонам, желая и одновременно не желая увидеть неподалеку какого-нибудь знакомца. Шо попало. - скептически подумала она, кожей впитывая влагу и свежесть леса, которая доносила ей терабайты пустой информации: лес ночевал хорошо и спокойно, только с запада начало тянуть холодом, морозы уже вышли из гор и бредут в нашем направлении, самой высокой ели приснился вальс начала весны, в трёх милях отсюда вывелся выводок русальчат. В какой-то момент  духу захотелось взглянуть на копошащихся в серебристых водах озера полурыбок, полудетей, но в следующее мгновение она переключилась на сухую тропинку, по которой судя по запаху и энергетическим колебаниям недавно проходил мриот - представитель расы высоких угольных человекоподобных созданий. Тьрь-тири-ю внутренним взором видела, как меньше получаса назад он шел здесь на своих длинных-длинных конечностях с кремниевыми суставами, заглядывая за край леса потерянно и печально. Дух быстро затопала по этой тропинке. Зачем быть серьезной, если никто не требует от тебя серьезности? Пока что. Зачем оленям такие тонкие и легкие ноги? Заачем...
- Тирри! Помощница называется! Куда?
Ее окликнул старый дух, принявший подобу дракона. Он кольцами обвил толстую ветку и с этого насиженного места с ласковой строгостью сверху вниз взирал на юного духа.
У Тьрь-тири-ю сейчас было шестнадцать ног, продолговатое округлое тельце, круглое лицо, не очень длинная шея, двое маленьких ветвистых рожек, карие глаза - две бездонные пуговки. Она была белой и чуть сияющей, что особенно выделялось в царствующей предрассветной мгле, она была лишённой веса или плотности, но взамен наделённой полосочками вокруг каждой ножки: оранжевой и фиолетовой. Ещё по земле за ней волочился длинющий гибкий хвост.
- Да тут же вот, мриот прошёлся, дай, думаю, догоню! С ним всегда можно поболтать.
- Пожалуйста, не дури. И проведай лучше заросли молодых буйноцветущих красных кустарников: вчера туда, кажется, забрел кто-то чужой. Вдруг ему нужна твоя помощь.
- Тьрррррь! - Дух побежала в указанном направлении, топот собственных ног был для нее источником невероятной забавы, вот почему она  бежала, хотя можно было и не бегать, но просто открыть глаза там, где нужно было оказаться. Заросли находились ближе к северному краю леса, и именно рядом с ними находился людской поселок. Непонятно, кто был заинтересован  в том, чтобы жить там, но видимо жители имели с этого определенную выгоду, а с прочим мирились. Иногда люди заходили в лес, и не могли выйти, а так как человеческие скелеты его отнюдь не украшали, а костоеды сезонно мигрировали в отдаленную глубь леса, такие маленькие духи-помощники, как Тири, получали новую обязанность: выводить счастливцев из леса. Это она любила. От людей тоже много чего можно было наслушаться. Вы ведь знаете, что маленьких духов можно приманивать сказками?
Красные кустарники были колючими. Песок, такой приятный их корням, был мягким и шебуршащим под шестнадцатью ножками. Человеком поблизости не пахло. Тьрь-тири-ю взялась петлять между красными стволами.
Сейчас она относилась к тем духам, которые снуют у корней деревьев, препираются между собой, рассыпаются звонким смехом, гоняют блуждающие огоньки по болотам, часами говорят со старым лишайником на приозерных камнях. "Нет, нет, ты не думай, на что тут обижаться? Молчи сколько нужно... Последние новости знаешь? Русалки завтра заведут свои песни. Хочешь послушать, я могу напеть?.." Конечно же им было известно, что лишайник - неодушевлённое создание леса, но когда это остановило хоть кого-нибудь из них? К тому же любой мог заверить, что хоть раз, но он каждому из них ответил. Мертвых они могли разговорить даже не напрягаясь.
... Быть низенькой, тихой и слегка неуклюжей. Топотливо-трепетной, неловкой и забавной. Хозяйственной и суетливой. Восхищенной, наивной и непосредственной. Прекрасно подходящий рассвет.