Улица словно притихла. Девушка тихо ступала по каменистой дороге, с обех сторон отгороженной от чужих глаз домами, минуя темные переулки, отсчитывая повороты, сверяясь с заученной напамять схемой пути. Вокруг не души. Некоторые дома тихо светятся окнами, но все они помалкивают. Не слышны голоса и топот. Наконец последний поворот. Взор девушки уже различает дверь, за которой живет тот, кто знает необходимые ей ответы. Сердце начинает биться быстрее. Кацунори ускоряет шаг, подбегает к двери вплотную и останавливается, словно нткувшись на стену. От дома веет брошенностью, разбитостью, лишенностью души. Старая ветхая дверь заколочена досками. Окна закрыты ставнями. Дом словно заснул вечным сном. Он не подавал ни малейших признаков того, что внутри кто-то когда-либо обитал. Девушка дважды мысленно прошла тот же маршрут. Нет, она не могла ошибиться. Она просто опоздала.
Руки опустились, сердце упало в пятки. Этой ночью она рассчитывала говорить с братом своего отца. Услышать от него объяснения про все те странные вещи, которые начались три года назад. Но дверь заколочена, и внутрь пути нет. С неконтролируемой яростью Кацунори ударила ногой по двери. Та лишь задрожала от такой грубости. Худые ноги девушки были обуты в берцы, прекрасно приспособленные для таких целей. Она оперлась руками о дверь и еще раз с размаху ударила ее носком ботинка. Дверь только зашаталась на петлях и тихонько заскрипела. Даже звуки от ударов не пробудили улицу, она была все также тихой и спокойной. Девушка повернулась к двери спиной и снова ударила ее, надеясь выместить всю свою злость на проклятом куске дерева. Но что толку сгонять злобу на нем? Отчаянье захлестнуло ее, она почувствовала комок в горле, развернулась и пошла прочь от этого места.
Ей уже было все равно куда идти. Картина мира рассыпалась, и Кацунори собирала ее по кусочкам без особого энтузиазма. Что теперь... Что дальше? Два года поисков, два года самостоятельной жизни, лишений, побегов, постоянной опасности. Два года невероятных событий и происшествий привели лишь к одной ниточке. Адрес, где проживал его брат. Брат, о котором он никогда не рассказывал. В это верилось с трудом, но для девушки это было самое большое счастье за последние несколько лет. А тут оказывается, что Вселенная ее опередила, при помощи каких-то своих механизмов заставив единственного, кто мог что-то знать, уехать. Опять. Девушка шла и неожиданно для себя обнаружила, что всхлипывает. Она куталась в куртку из прочной кожи. Внезапно стало как-то холодно, как-то промозгло. Ветер растрепывал ее длинные черные волосы. Столько времени какая-то надежда в купе с упорством придавали сил, но теперь хвататься уже не за что. Кацунори была просто в настроении бросить поиски. То есть отказаться от всего, чем она жила. Но абсолютно ясно, что она этого не сделает. Просто очередная неудача, и что?  Пройдет пару дней, злость поутихнет, пройдет обида. Кацунори возьмется за поиски с новыми силами и новым энтузиазмом. Она пыталась успокоить себя. Нужно просто подождать до завтра, утром все будет лучше. Она медленно вздохнула. Гораздо страшнее не знать, какой во всем этом смысл. Но в общем-то девушка смогла не прекращать попыток даже абсолютно не понимая, чем все это закончится. В детстве она совсем не так представляла свою юность. Но все мысли, мечты, желания, ожидания были сведены на нет, когда в один день ее отец бесследно  пропал. И теперь она пытается найти его; города, куда он мог податься, людей, которым что-то известно или зацепки, ответы объяснения. Это не первый раз ей кажется, что все кончено, и надежды нет. Нужно просто понадеяться, что через пару дней у нее будет достаточно сил. Нужно просто отдохнуть.
Кацунори заходит в какую-то таверну, не обращая внимания на вывеску, проходит вглубь помещения, садится за барную стойку. Девушка не всматривается в лицо бармена, но просто заказывает выпивку, не считая, сколько уже выпито. Алкоголь растворяется в крови и приносит вожделенное спокойствие и облегчение. Проблемы уходят на задний план. Кацунори ловит себя на странной мысли: Интересно, что бы сказал отец... Моментально растерянность и угрызения совести сменяются злостью. Не знаю. Но знаю что я бы ему сказала. Она молча пьет, расстворяясь в крепости, терпкой сладости, горечи выбираемых ею напитков. Нужно протянуть одну ночь, а дальше все образуется само собой. Она находится абсолютно на своей волне, иногда заглядывая в свой бокал, время от времени выкладывая на барную стойку деньги за напитки. Она казалась погруженной в свои мысли, и даже шум, разговоры, звон бокалов, смех не отвлекали ее от них.